Паломничество в Свято-Троицкий Александро-Свирский монастырь. Июнь 2015 года.

Для нас уже становится традицией завершать паломнический сезон дальней поездкой на северо-запад России — начатая в прошлом году Валаамом, она продолжилась на сей раз монастырем Александра Свирского, расположенным в маленьком поселке Свирское, почти на границе Ленинградской области и Карелии.



Имя преподобного Александра Свирского, думаю, знакомо не многим, особенно в сравнении с такими угодниками земли русской, как, например, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Ксения Петербургская, Иоанн Кронштадтский.

И это на самом деле удивительно, поскольку именно Александр Свирский сподобился того, чего за всю историю человечества до него был удостоен только один праведник – Авраам. Речь идет о явлении преподобному Александру Святой Троицы.

На месте, где это произошло, была возведена маленькая часовня. Первоначально она была деревянной, но мягкость и податливость этого материала способствовали тому, что спустя некоторое время часовня была поставлена на грань разрушения. Это произошло благодаря ревностному желанию паломников унести с собой частичку святого места, и они, не уступая древоточцам, буквально отгрызали кусочки дерева от стен часовни. Современный же ее облик относится ко времени правления императора Александра II, который, кстати, и пожертвовал средства на строительство.


Монастырь делится на две части – Преображенскую и Троицкую – по названиям главных соборов каждой из них. Старшая часть – Троицкая, а стенные росписи Троицкого собора (на фото — одноглавый) относятся к 1708 году, и, что примечательно, сегодня мы видим их именно в том первозданном варианте – никаким обновлениям и реставрации стены не подвергались, а насыщенностью цветов и стойкостью, как пояснила экскурсовод, росписи обязаны натуральным краскам.

 

Когда-то существовала интересная традиция увековечивать в одном из изображений в росписях храма монаршую особу. Троицкий собор строился в период правления Петра I, и именно его художник увековечил в образе Иакова.

Троицкий собор – холодный, неотапливаемый, края тамошние – суровые – и зимы, и ветра, и дожди, — да к тому же в Великую Отечественную снаряд, попавший в купол, проделал брешь, открыв внутренности храма всем стихиям. Однако вопреки всем прогнозам и законам природы, в частности, условиям, влекущим неизбежность появления ничего не щадящей плесени, своды собора оставались чисты и нетронуты разложением. Пожалуй, единственное, с чем пришлось основательно повозиться после того, как по окочании войны здешние места были освобождены от финнов, это очищение стен от копоти, возникшей на них, как полагают, из-за костров, которыми протапливалось помещение храма, использовавшееся финнами под склад.

В Троицкой части монастыря находится также крохотная Покровская церковь с трапезной (сама древняя постройка монастыря), где до революции проходили трапезы братии монастыря, а сейчас проходят коротенькие, но от того не менее впечатляющие, концерты праздничного хора монастыря для паломников.



За свою трехсотлетнюю историю монастырь пережил и осады, и иноземцев в своих стенах, а в 20 веке повторил судьбу еще сотен, если не тысяч, храмов и монастырей, приняв в себя последовательно множество самых разнообразных учреждений (колонию, детский дом), и трудно представить, что всего только три года назад Троицкую половину окончательно покинули пациенты и персонал расквартированной тут когда-то психиатрической больницы.

Сейчас Троицкая часть монастыря стоит законсервированной, и только периодически – например, на Троицу (когда сюда из Преображенского собора переносятся мощи Александра Свирского) и по воскресеньям — в Троицком соборе совершаются богослужения.

Преображенская часть монастыря с центральным Преображенским собором сейчас является средоточением монастырской жизни – здесь проходят богослужения, здесь же живет братия (всего около 30 человек), находится часовня Святой Троицы и различные сопутствующие бытовые постройки вроде трапезной для паломников.




И именно тут – в Преображенском соборе – покоятся мощи преподобного Александра Свирского. И здесь удивительно одно обстоятельство – их состояние. Взору открыты только кисть и стопы святого, которые выглядят настолько живыми и нетронутыми даже минимальным тлением, что невольно задаешься вопросом, сколько же им лет. А учитывая, что преподобный скончался в 1533 году, это нетрудно подсчитать. Единственной печатью времени на останках, чей возраст исчисляется почти 500 годами, является желтизна кожи — как у старых пергаментных или просто бумажных свитков.

Замечательно то, что нам удалось приложиться к открытым мощам, а также ранним утром– еще до воскресной литургии – прочитать акафист Александру Свирскому.

А богослужения стали торжеством межнационального богоисповедания – наш приезд совпал с пребыванием в монастыре священников и дьяконов с Украины, из Болгарии, Японии и Германии.

И не могу удержаться от того, чтобы коснуться бытовой стороны нашей поездки, что, может, конечно, вносит некий диссонанс в благочестивое повествование, однако же может оказаться полезным потенциальным паломникам.

Итак, в Свирское мы прибыли около 21 часа. Местом нашего постоя должен был оказаться Паломнический центр неподалеку от монастыря – собственно, так оно и произошло.

Двухэтажный деревянный домик мы заполонили почти целиком. Впереди нас поджидали две неожиданности, при этом имеющие неприятную взаимосвязь – температура в остывших комнатах примерно равнялась температуре наружного воздуха (а наружный воздух встретил нас не совсем июньским настроем), а единственное место, где можно было бы отогреть замерзшие члены – душ – оказалось одним на 20 с лишним человек и с ограничением водопользования под страхом необходимости ожидания следующего заполнения бойлера.

Однако следующий день принес с собой практически жару, протопившую наши комнатки, а также – более лояльный взгляд на стеснение в удобствах.

А на обратном пути у нас был запланирован заезд во Введено-Оятский женский монастырь (где покоятся мощи родителей преподобного Александра: Сергия и Варвары) с погружением в источник. Обитель встретила нас тишиной и безлюдьем средиземноморских монастырей – на залитых солнцем аккуратных площадях и лужайках, на дорожках, в храме и часовне не было ни души.

А вот источник при монастыре оказался очень своеобразным. У привычных к … он порушил все традиционные представления о «канонических» источниках и купелях. Во-первых, вода оказалась на редкость добросовестно минерализована, отчего вкус имел нестерпимо соленый. Во-вторых, купель, как таковая, отсутствовала, зато имелся маленький прудик, куда и предлагалось погрузиться (правда, для тех, кто был не готов к прилюдному погружению, где-то в недрах раздевалки был предусмотрен душ с водой из этого же прудика). В-третьих, вода была не привычной родниковой прозрачной, а мутной с явной взвесью песка со дна. Наконец, в-четвертых, вода была теплой – 12 градусов против обыкновенных для источников 4 вполне оправдывают слово «теплая».

Наибольшее наслаждение – по крайней мере, видимое постороннему глазу, — погружение доставило нашему самому младшему паломнику, который, окрыленный собственной смелостью от погружения с головой, начал бодро плескаться, вздымая мутные воды прудика.

Вот так завершилась наша поездка, если, конечно, не считать знакомства с загруженностью дорог северо-запада и копчеными обитателями водоемов этого же региона в процессе 7-часовой обратной дороги до Петербурга, но это уже совсем другая история 🙂